Я почти ощущаю запах. Элементарная магия дело слабое, тонкое и никогда не может дать света такой силы. Этого забыть невозможно, взгляд бродяги ушел в глубины далекого прошлого. Даже после пяти сотен зим. Он горит у меня в глазах, сверля мозг. Но, вероятно, должно быть и другое объяснение. Пусть проклятые гоблины оставят это объяснение при себе, как и прочие тайны. Мне нужен мой ключ.
Это же так очевидно! Зачем тогда гоблины показали нам ключ и убежали? Почему не напали, а только привели нас сюда? Это на них совсем непохоже. Эррил бросил взгляд на девочку, но тут же отвел глаза. Одно дело подозревать это самой, а другое услышать от других. Почему же опять она? Но все же, если она не добавит своего видения, я не смогу объяснить ничего. Не чего, а кого. Она опять подумала, что дядя сейчас все расскажет.
Надо только набраться терпения. Да скорей же, не томите! При этих словах девушка прислушалась. В глубине души ей хотелось надеяться, что дядя прав, что гоблины преследуют их вовсе не изза нее, а. Я никогда с ними не встречался ни разу за все пятьсот зим, что путешествую по стране. Чего они могут от меня хотеть? Елена, обрадованная тем, что с нее сняли такую ношу, с облегчением вздохнула и позволила себе обернуться назад. Бедное существо, должно быть, он намучился не меньше, чем они, и теперь верит, что они помогут ему выбраться из этого подземного лабиринта! И они его не обманут! Если им нужен только я, то вас они, быть может, пропустят беспрепятственно. И волк, добавила девочка, но на эти слова никто не обратил внимания.
Фонарь, выкрученный до отказа, едва давал слабый свет, но сокол, дремавший на плече, продолжал светиться холодно и ярко. Елена то и дело оборачивалась, проверяя волка.
Зверь подождал, пока они отойдут на приличное расстояние, и несколькими прыжками перебрался к новому убежищу, где опять спрятался в тени. Но приближающийся свет лишал его этих убежищ, и волк нервничал все больше. Только теперь девушка смогла получше рассмотреть их странного спутника и очень удивилась, обнаружив, что шкура у него вовсе не черная, как ей показалось у ручья, а испещрена коричневыми и золотыми полосами.
Шерсть лоснилась в густом свете, а миндалевидные глаза янтарно горели. Она ощутила и его родной дикий лес и то, как он рвется отсюда прочь, в родные дубравы. Стены пещеры исчезли, они с волком остались вдвоем во всем мире.